Хотелось бы начать с очевидного риторического вопроса: зачем водить людей с интеллектуальными нарушениями в театр? Всё равно ничего не поймут.
Можно было бы начать с клишированного: театр начинается с вешалки.
Но нужно начать с того, что было завещано Станиславским: с внутреннего. И от него перейти к внешнему и далее к вешалке.
– Куда мы сегодня идём? – спрашивает Кирилл. Он только что вышел из метро, накинулся с объятиями на волонтёров и первым делом спросил: – Как твоё отчество?
– Сегодня смотрим Островского! – отвечает Кириллу волонтёрка Юля. Вместо ответа на второй вопрос она спрашивает: – Ты что знаешь про Островского?
– Таланты и поклонники! – отвечает Илья, а не Кирилл.

Кирилл туго задумывается, а Юля и другие волонтёры в очередной раз удивляются. Удивление – эмоция для человека очень полезная, позволяет расширять границы сознания. По дороге до театра Маяковского мы обсуждаем, кто что знает про Островского и напоминаем, как себя следует вести в театре.
В другой раз мы выходим из РАМТа.
– И как вам спектакль? – спрашивает Маша.
– Мне понравилось. Только непонятно, где в конце была библиотека… – размышляет Саша. Он в первый раз смотрел такой долгий спектакль и не отвлекался на разговоры.
– А мне понравилось, потому что богатырша всех спасла. Девочки всегда умнее, получается, – говорит участница Катя. – А вообще мне главный герой моего бывшего напоминает. Такой же хитрый и непонятный!
Стёпа выходит из театра, чешет затылок и говорит:
– Я понял, что мне нужно, – сам понял, но нам не сказал.

Вообще, мы все очень удивились, что Стёпа что-то первый сказал, когда его никто не спрашивал. Обычно Стёпа стесняется, только улыбается в ответ.
В третий раз мы идём из театра Русской драмы и пытаемся осознать, насколько глубокий экзистенциальный кризис мы сейчас пережили. Мы даже сказать друг другу ничего не можем; даже Анюта, которая известна своей способностью концептуализировать, не нашла слов. До метро мы шли в молчании и какой-то благостной задумчивости.
Когда мы заходим в Мастерскую Фоменко в четвёртый раз, мы решаем ничего не ожидать. Ни от себя, ни от постановки. Во время антракта я спрашиваю у Зорика:
– Как тебе спектакль?
Зорик отвлекается от внутреннего диалога, смотрит на меня долго. А потом заразительно улыбается и говорит:
– Да я понял, что это очень смешной спектакль, – как и положено в театре, Зорик проводит антракт в буфете, пьёт кофий и оттого создаётся невероятно напряжённая пауза, – это ведь так смешно, когда человек сам приходит в психушку! И сам не хочет выходить. Но это всё неважно, ведь это всё про любовь!
Я смотрела спектакль и думала: «Вау, метамодерн, прелесть таверн, заигрывания актёров, работа с формой, повестка, сценография…» А Зорик, он смотрел тот же спектакль, вообще-то, но увидел главное, то, что упустила я. Так всегда и происходит.

Наверное, мы ходим в театры, чтобы удивляться. Хотелось бы закончить чем-то уверенным и вдохновляющим, но театр, как и любое искусство, порождает больше вопросов, чем ответов.
Поэтому мы закончим благодарностью всем театрам, которые помогают нам задаваться вопросами и… порою находить ответы.
Программа Дружбы осуществляется при поддержке фонда «Абсолют-Помощь» в рамках Благотворительной программы «Траектория жизни», а также при поддержке Департамента труда и социальной защиты населения города Москвы в рамках проекта «Москвичи с ментальными особенностями — к достойной жизни в обществе»




